Рецензии

Р.Осов [В.А.Росов]

О ЧЕРТКОВЕ, ЧИСТЯКОВЕ И ЛИЦАХ НЕУСТАНОВЛЕННЫХ,
или О том, как издаёт книги Международный центр Рерихов


В последние годы Н.К.Рерих и его последователи подвергаются особенно яростным нападкам. Сначала в рядах борцов за чистоту веры появился представитель Русской Православной церкви, диакон Андрей Кураев. Он выпустил ряд книг, в которых даёт отпор философскому учению "Живой этики". Но дальше всё приняло совсем неожиданный оборот. В авангарде борьбы стал сам Международный центр Рерихов (МЦР). Эта общественная организация, по сути, должна была бы защищать великие идеалы семьи, которой она посвящает свою деятельность. На деле всё обстоит иначе.

МЦР затеял судебный процесс с издательством "Сфера" только за то, что оно осмелилось издать дневниковые записи Е.И.Рерих. Вслед за этим обрушился на книги В.А.Росова "Николай Рерих: Вестник Звенигорода" (в 2-х томах), заодно на его докторскую диссертацию, посвящённую экспедициям Рериха в Центральную Азию. И, наконец, заклеймил издание "Листы дневника" Елены Рерих, выпущенное в свет Государственным музеем Востока. Последний том положил начало уникальной серии, которая включает оригинальные тексты учения "Живой этики". Поначалу складывалось так, что издание рериховской литературы было как бы внутренним, семейным делом. А сор, как известно, из избы не выносят. Но теперь сами "хозяева жизни", что называется, пускают пыль в глаза.

Сегодня рериховское сообщество раскололось на две части. Не секрет, что источником разрушительных тенденций стал именно центр Рерихов в Москве. Разделение на верных и неверных, на книги правильные и неправильные, породило нелепое движение "в защиту имени и наследия Рерихов". В сложившейся ситуации здравый смысл подсказывает пристальнее взглянуть на образовавшееся уродливое явление под названием "Международный центр". Пришло время возродить на поприще литературы по рериховской тематике старую добрую традицию рецензирования издаваемых книг. Тем более что начало жанру критики положено публикацией исследовательницы из Санкт-Петербурга Ольги Ешаловой, выставившей в Интернете обзорную статью "Сказочница от рериховедения. (Путешествие по книге Л.В.Шапошниковой "Мастер")".

Отдадим должное недругам, которые в известных случаях могут оказаться друзьями, поскольку указывают на наши собственные ошибки. В одной из своих книг "Оккультизм в Православии" (1998) Кураев выступает ревнителем русской словесности. И мы в своём христианском смирении премного ему за это благодарны. Он воспроизводит на страницах своего публицистического сборника текст "Обращения к представителям рериховских организаций", выпущенный МЦР 26 июня 1997 года. В этом обращении "весьма сильное впечатление способно произвести обилие элементарных ошибок". Нужно признать правду за идеологом современной церкви, что "языковое бескультурье" — это ужасающий бич, поразивший рериховское движение. Многие книги, газеты, телевизионные передачи являются рассадником безграмотности. Культура, тем более, как у Рериха, "Культура" с большой буквы, начинается с уважения к слову.

Беда многих рериховцев, или "рерихидов", как назывались они при жизни Николая Константиновича, состоит в невежественном отношении к предмету, который ими изучается. Невежество всегда порождает невежество, и мы имеем то, что имеем, — критику православных диаконов, представителей интеллигенции и даже учёного мира. При этом возникает законный вопрос: кто же в нашем отечестве становится инициаторами издания рериховской литературы? Конечно, прежде всего, те, кто сами разделяют взгляды Рерихов и делают то, во что верят. Из их среды, в основном, и появляются недостаточно квалифицированные издатели, редакторы, комментаторы. От последних двух категорий работников — редакторов и составителей примечаний, да и всего справочного аппарата, — зависит качество выпускаемой литературы.

Многие издательства с начала 1990-х годов заняты выпуском литературы, посвящённой наследию Е.П.Блаватской и семьи Рерихов. Наиболее крупные из них: издательство МЦР, "Сфера", "Феникс", "Беловодье", "Рипол классик", "Агни", "Амрита-Урал", издательство Новосибирского рериховского общества и другие. Оставим в стороне все те, которые ближе к Сибири и находятся за Уралом. Сибирь — земля будущего. Нас же волнует настоящее, текущий момент. Обратимся к книгам, появившимся в последнее десятилетие под эгидой Международного центра Рерихов, так как эта организация претендует на научную достоверность своих изданий. А наука, как известно, имеет дело с точными фактами.

Представители МЦР неоднократно заявляли о том, что издания их организации носят научный характер. Прежде всего, это относится к серии книг, где представлено эпистолярное наследие Рерихов, и к трудам их бессменного руководителя Л.В.Шапошниковой. Такой факт отмечался в печати, например, в "Литературной газете" и "Новой газете" (2006). В рвении к научным истинам МЦР зашёл так далеко, что объявил мораторий на изучение рериховского наследия и в своей "защите Рерихов" стал жонглировать именами учёных. Поэтому обратим нашу доброжелательную критику именно на научную достоверность книжной продукции, взяв для анализа лишь некоторые издания МЦР.

Итак, в заглавие данной рецензии вынесены имена Черткова и Чистякова. Оба они были друзьями Н.К.Рериха. И оба стали символом невежества. Фамилия первого из них в рериховской литературе отождествляется с издателем, близким другом Льва Толстого "Чертковым Владимиром Григорьевичем", умершим в 1936 году, или не отождествляется ни с кем — просто "Чертков" (сб. "Знамя Мира"; М.: МЦР, 1995; С. 286, 376). Е.И.Рерих в письмах неоднократно упоминает эту фамилию, и в 1935 году, и в 1941-м, и в 1952-м. Однако редакторам невдомёк, что имеются в виду разные Чертковы: из Токио, из Софии, из Нью-Йорка. Некоторые из них умирают, некоторые живут, но разобраться, кто есть кто, у издателей не хватает никаких сил. Хотя главная фигура — это Георгий Иванович Чертков, деятель Комитета Пакта и Знамени Мира в Японии. Первоначально он эмигрировал на японские острова, стал одним из руководителей русской колонии эмигрантов на Дальнем Востоке, а затем перебрался в Америку, где в 1964 году в газете "Новое русское слово" вышли его воспоминания о Н.К.Рерихе. Ассоциировать Черткова с Толстым и Рерихом вполне возможно, но не столь же прямолинейно, чтобы давно усопшего считать живым (В.Г.Черткова), и живущего — уже усопшим (Г.И.Черткова).

Примерно та же участь постигла и Петра Алексеевича Чистякова (1879—ок.1960), проживавшего в Харбине и работавшего в отделении книготоргового предприятия "Алатас", впоследствии переселившегося на Тайвань. По милости издателей он оказался русским художником Павлом Петровичем Чистяковым, кстати, тоже умершим ещё в 1919 году (см.: Знамя Мира; М.: МЦР, 1995; С. 376). Хотя из письма Е.И.Рерих (24.09.1931), приведённого в сборнике "Знамя Мира", явствует, что Рерихи имеют дело не с "мёртвыми душами", а с вполне живыми и здравствующими людьми: "Сердечный привет Чистякову, помним и его!" (там же, с. 178). Однако, по аналогии с Чертковым, не хватает третьего Чистякова. И к нашему изумлению он всё-таки появляется — таинственный "Чистяков Борис Николаевич, врач, член Харбинской группы по изучению Живой Этики" (Святослав Николаевич Рерих. Письма. Т. II. М.: МЦР, 2005. С. 422). По роду занятий он похож на первого, настоящего П.А.Чистякова, который лечил травами, но имя и отчество новоявленного больше напоминает нам о руководителе харбинского кружка Б.Н.Абрамове.

Можно возразить, что хитросплетения фамилий и "указатель имён" не так уж важны для читателя. Но тогда хотелось бы обязательно спросить: для какого читателя? Когда человек обращается в адресный стол, чтобы узнать место жительства адресата, очевидно, без этих нужных сведений он с адресатом не встретится. Точно так же и наша встреча с Рерихами и их окружением очень важна, ибо без неё чтение будет в чём-то бесполезной тратой времени. Нужно глубоко понимать то, что происходит. В этой глубине залог возрастания наших знаний.

К парадоксам, существующим вокруг имён и фамилий, следует отнести и феномен полковника Н.В.Кордашевского. Сотрудник и ученик Рериха — Николай Викторович Кордашевский — принял участие в Тибетской экспедиции 1927-28 годов и хорошо известен как неординарная личность. Достаточно упомянуть его письма и объёмный экспедиционный дневник, опубликованный отдельной книгой двумя изданиями (СПб.,1999 и 2000). Невзирая на "разработанность темы", уже более десяти лет редакторы МЦР продолжают искажать фамилию и даже в одном из самых последних изданий писем Е.И.Рерих дают её как "Кардашевский" (Письма; Т. VI; М.: МЦР, 2006; С. 533). К тому же в указателе неверно приведены даты рождения и смерти, уже уточнённые и опубликованные ранее другими исследователями. Напомним научному отделу МЦР эти даты ещё раз: 1877-1945. По правде, говоря, Н.В.Кордашевский остаётся прямо-таки роковой фигурой. В уже упомянутом сборнике "Знамя Мира" его "Ф.И.О." так и не было расшифровано, цитируем: "Н.В.К. — Лицо не установлено" (С. 361). Но нет ничего тайного там, где всё явно. Если хорошенько поискать в архиве МЦР, то непременно можно было бы найти искомые сведения. А возможно, и что-либо более интересное. Научные сотрудники МЦР, смеем надеяться, имеют доступ в своё архивное хранилище (в отличие от сторонних исследователей).

Помимо "Знамени Мира", обратим внимание на другой сборник, произведение писателя-эмигранта Георгия Гребенщикова "Гонец. Письма с Помперага" (М.: МЦР, 1996). В своё время выход этой книги стал по-настоящему значительным событием. Гениальный сибирский классик к моменту встречи с Н.К.Рерихом уже прославился как автор "Чураевых" и вскоре закрепил свой успех, опубликовав роман "Былина о Микуле Буяновиче" (1924). Этот роман вышел в парижском издательстве "Алатас", учреждённом писателем совместно с Рерихом. Так вот, автор философской публицистики "Гонец" предстал перед читателями приверженцем русской культуры, истинно православным писателем, перебросившим мост к учению "Живой этики". Всё замечательно, однако, как бывает в подобных удачных случаях, нет-нет да и "выскочит чёрт из табакерки". Во вступительной статье к "Гонцу" оказалось более 20 существенных ошибок и стилистических неточностей — всего на девяти страницах! Остаётся спросить: куда же смотрели редакторы и корректоры?..

Не станем обращать внимание на мелочи, к которым относится, например, неверно указанный год рождения Гребенщикова. Возьмём по-крупному, те факты, которые могут поставить в тупик самого непритязательного читателя. Они не требуют знания зарубежных архивов. В биографическом очерке о Гребенщикове сообщается, что писатель повсюду воздвигал часовни преподобному Сергию Радонежскому и увенчал долгий путь своего строительства каменной часовней в русской деревне Чураевка, недалеко от Нью-Йорка. Получилась фантастическая картина повсеместной стройки: "Первую часовню святителю он поставил у себя на родине в селе Николаевский рудник… вторую — в Карпатах, затем в Крыму, во Франции и, наконец, в Америке" (Гонец, с. 10). Такую вольность даже трудно назвать грубой ошибкой. Ибо нигде, кроме Чураевки, не строились часовни святому Сергию. Об этом мы узнаём от самого писателя Гребенщикова на первых же страницах книги: "Я много раз пытался основать свой прочный скит в Сибири, но всё не удавалось. Где только я не строил своих хижин! Когда мне было двадцать лет — я уже строил на Бельагаче под Семипалатинском. Ещё там мечтал о рядах скамеек под открытым небом… Строил близ Усть-Каменогорска — шестиугольную юрту у родника… Потом строил в Колыванском Заводе — есть чудесное такое место на Алтае. Помню — снял в аренду десятину на Белом озере, поставил юрту и в какой-то сказочной полудремоте жил там лето. Война помешала мне построить что-нибудь на Белом озере. Зато во время войны, на Карпатах, на левом берегу речки Пиркулап… вместе с солдатами построили мы маленькую деревеньку. Потом, после войны, построил домик из камня и цемента в Крыму, на Ливадийской слободке. Ещё в Париже получил от собрата Вс.Иванова извещение, что на месте домика он нашёл два шампиньона. А я во Франции не унимался. В том же году начал строить в Провансе. Теперь там, говорят, образовалась небольшая русская колония. Затем в Германии, в Висбадене, если не строил, то чинил готовый. Там был уже большой, уединённый, на горе, с балкона его видна была долина Рейна… И вот — Америка" (Гонец, с. 21). О каких же часовнях говорится? Повсюду — о домах, юртах, хижинах… Не часовнях. Та, одна-единственная, церквушка в американских лесах, у слияния рек Хусатоника и Помперага, была воздвигнута по проекту художника Рериха.

Значительную роль в судьбе Гребенщикова, безусловно, сыграл Рерих. Они познакомились в Париже в 1923 году, и впоследствии писатель присоединился к группе сотрудников рериховских учреждений в Нью-Йорке. Из той же вступительной статьи узнаём подробности первой встречи: "Художник предлагает писателю принять участие в его программе "Мир через Культуру", в которой немалое место отводилось Алтаю и Сибири" (Гонец, с. 10). Однако в 1923 году программы с таким названием ещё не существовало. Об этом теперь уже знает большинство последователей Рериха. Идея Пакта о защите культурных ценностей во время вооружённых конфликтов (и специальный символ "Знамени Мира") оформилась по возвращении из экспедиции в Центральную Азию, точнее, в 1929 году, по приезде Николая Константиновича в Европу и США. Именно тогда появился призыв, ставший девизом созидательного общественного движения, — "Pax per Kultura", который и вошёл во все официальные документы при подготовке международных конвенций Пакта Рериха в Брюгге и Вашингтоне. Что касается "Сибири и Алтая", то там до создания "комитетов Пакта" дело не дошло. Здесь автор предисловия и редакторы явно перестарались. Ближайшими в географическом отношении пунктами, где удалось создать в 1934 году временные комитеты, были маньчжурский Харбин и японский Киото.

Описание парижской встречи поражает и другими домыслами: "В это время Рерих уже готовился к Центрально-Азиатской экспедиции и наверняка рассказывал Гребенщикову о планах создания на Алтае института "Урусвати"…" (Гонец, с. 10). Конечно, ни о каком институте "Урусвати", тем более на Алтае, не могло быть и речи. План учреждения научного центра, или Института Гималайских исследований, появился в ходе Тибетской экспедиции и окончательно оформился в 1928 году в Дарджилинге (восточная Индия), после того как Рериху не удалось достичь Лхасы и встретиться с Далай-ламой. Создание института "Урусвати" с самого начала связывалось исключительно с Индией, с долиной Кулу.

Наконец, последнее откровение: "В 1933 г. идёт обсуждение о выдвижении на Нобелевскую премию двух русских писателей: Бунина и Гребенщикова, но Гребенщиков отказывается от участия в конкурсе в пользу Бунина" (Гонец, с. 14). Что здесь можно сказать?! На Нобелевскую премию действительно выдвигались два русских писателя, проживавшие в зарубежье; это были Бунин и Мережковский. Ни один из них в пользу другого свою кандидатуру не снимал. Эта драматическая история борьбы за первенство в литературе — яркое событие в жизни русской эмиграции, но к Георгию Гребенщикову оно отношения не имеет. Прискорбно, что ошибка о "премии" сразу же перекочевала в труды легковерных исследователей творчества сибирского писателя и безмерно умножилась. Завершая обзор сборника "Гонец", не будем вдаваться в текстовые особенности очерков самого Гребенщикова и их датировку. Это работа составителя-филолога. В утешение редактору Е.Б.Дементьевой можем сказать, что такая работа недопустима.

Издательской гордостью МЦР является эпистолярное наследие семьи Рерихов. За последние годы опубликованы письма: Е.И.Рерих (шесть томов, 1999-2006), Ю.Н.Рериха (два тома, 2002), С.Н.Рериха (два тома, 2004, 2005). Бесспорно, проделана огромная и нужная работа, которой занимается целый научный отдел. Но являются ли эти издания научными, достойны ли они памяти великой семьи? Прежде всего, заметим, что наголо набранные тексты, во многих местах не расшифрованные, они не снабжены ни примечаниями, ни комментариями. Притом что тексты писем Елены Ивановны — это сложнейший узор мысли, философских понятий и размышлений, требующий разъяснения. Они органически связаны с учением "Живой этики". В каждом томе имеется лишь сиротливый "указатель имён", отдалённо напоминающий о научном издании. Для какого контингента читателей издаются эти труды?.. В предисловии к первому тому сказано, что издание является "полным собранием писем", хранящихся в МЦР. Во-первых, это не письма, а копии, точнее, каждая отдельная копия называется "отпуск" (есть такой термин у архивистов). И, во-вторых, не лучше ли было бы объединить усилия с другими центрами и специалистами, чтобы один раз и навсегда выпустить по-настоящему полное собрание сочинений Е.И.Рерих! Ведь многие музеи, архивы и даже частные лица обладают бесценными материалами, в том числе автографами. Поэтому возникает закономерный вопрос — какой у МЦР мотив издавать только "своё", "кровное"? Ответ напрашивается сам собой, и будет он лежать в плоскости нравственной. Причиной всему стали амбиции, как материальные, так и духовные.

Именно отсутствие сотрудничества, сектантская замкнутость, неспособность МЦР найти общий язык с исследователями творчества Рерихов и специалистами широкого профиля, историками и культурологами, ведут к глубокому кризису в издательских вопросах. Проиллюстрируем это на конкретных примерах. Издатели с трудом могут справиться с объёмом той информации, которая захлестнула их по прочтении писем Ю.Н.Рериха. Добрая половина писем касается деятельности института "Урусвати" и экспедиции Н.К.Рериха на Дальний Восток (1934-35). Экспедиционная тема оказывается довольно сложной для них. Так, письмо Н.К.Рериха выдаётся за письмо его сына, Юрия Николаевича (Юрий Николаевич Рерих. Письма. Т. I. М.: МЦР, 2002. С. 276). Также перепутаны Грамматчиковы, отец и сын. Старший, Василий Николаевич, болел и был прикован к постели, а в составе Маньчжурской экспедиции находился младший, Николай Васильевич. Похоже, составители указателя не подозревали, что их двое (см.: Николай Рерих. Листы дневника. Т. I. М.: МЦР, 1995. С. 167, 394-396, 649). По прошествии семи лет, при издании писем Юрия Рериха удалось, вроде бы, разобраться с Грамматчиковыми (Ю.Н.Рерих. Письма. Т. II. М.: МЦР, 2002. С. 340). Однако в том же году выходит из печати 4-й том писем Елены Рерих, где вместо отца снова назван сын (Е.И.Рерих. Письма. Т. IV. М.: МЦР, 2002. С. 35, 483). Воистину правая рука не ведает, что творит левая. В одном отделе "научники" не могут разобраться между собой.

Наибольшее недоразумение случилось с путешественником П.К.Козловым. Согласно составителям Т.О.Книжник и Н.Г.Михайловой, экспедиция сотрудничала по сбору растений и трав именно с русским генералом Козловым (Ю.Н.Рерих. Письма. Т. I. С. 286, 291; Т. II. С. 347), но к 1935 году Пётр Кузьмич жил в Ленинграде, тяжело болел и осенью того же года умер. На самом деле классификацией гербариев занимался ботаник И.В.Козлов, сотрудник "Тяньцзинского музея в Чахаре", о чём говорится в том же томе писем Ю.Н.Рериха (там же; т. I, с. 305). Для более полных сведений сотрудники МЦР могут заглянуть в собственный архив. В его составе находятся документы о Маньчжурской экспедиции, в частности, переписка с И.В.Козловым, переданные музею Рерихов в конце 1990 годов Российским МИДом при содействии посла А.М.Кадакина (эти материалы вывезены из индийского Наггара).

В опубликованных письмах Е.И.Рерих и Ю.Н.Рериха полная путаница с дочерями супругов Хоршей, сотрудников музея Николая Рериха в Нью-Йорке. В указателе имён доверчивому читателю сообщается: "Хорш Ориола (1923/1924 — 1929), дочь Луиса и Нетти Хоршей" (Ю.Н.Рерих. Письма. Т. II. С. 371). В то же время из самих писем следует, что первая дочь Хоршей, Джин (Шорака), умерла 13 февраля 1923 года; вторая дочь, Ориола, родилась 2 марта 1927 года и умерла 25 сентября 1929-го; а третья дочь, тоже Ориола, родилась только в 1931 году. Такая же неразбериха с сыном Хоршей, Флавием, который родился в 1929 году, а не 1928-м, как указывает МЦР (там же, с. 371). Некоторые могут поспорить, стоит ли вообще "предателям" уделять столь много внимания. На наш взгляд, стоит, так как из-за небрежения люди сами часто обращаются в предателей. В противном случае возьмите то, что милее, близких и дорогих сердцу родственников Е.И.Рерих — пятерых Голенищевых-Кутузовых и двенадцать Шаховских, о которых идёт речь в последнем из вышедших, 6-м томе писем Елены Ивановны (2006). Генеалогия — пугающее слово для научных сотрудников МЦР, потому читатель не имеет никаких вразумительных сведений о знаменитых российских родах. Советуем раскрыть великолепно изданный буклет-плакат "Род Голенищевых-Кутузовых" (М.: ГИМ, 1995). В томе писем упоминаются и другие родственные фамилии — Таубе, Рыжовы, Муромцевы… Здесь дело обстоит не лучше. Вместо того чтобы тратить огромные силы и деньги на травлю "инакомыслящих", МЦР мог бы направить свои средства на выявление родословного древа Е.И.Рерих. Именно такой труд заслужил бы благодарность потомков.

Не будем дальше плыть в море ошибок. Их бесчисленное множество, и мелких, и крупных. Вне обсуждения пока остаётся двухтомник писем С.Н.Рериха, выпущенный к столетию художника. Датировка и расшифровка ранних писем, сохранившихся в виде автографов, там явно хромает. Это предмет отдельной критической статьи, которая должна будет содержать и хвалебную оду, ибо трудов на это издание положено много. Впрочем, один весёлый сюжет можно озвучить и сейчас. Святослав Николаевич в письме к брату напоминает ему о том, что тот взял в редакции два экземпляра грамматики "для Панчена и Далая" (С.Н.Рерих. Письма. Т. II. М.: МЦР, 2005. С. 140). Уточним, речь идёт о вышедшей в 1957 году в Бенгалии книге Ю.Н.Рериха, посвящённой диалекту Центрального Тибета. А что касается редакторов, которые эти "загадочные имена" так и поместили без объяснения в указателе: "Далай" (там же, с. 397) и "Панчен" (там же, с. 410), то остаётся лишь вспомнить поговорку о "не своих санях". Можно не знать, как различаются функции двух верховных правителей Тибета, Далай-ламы и Панчен-ламы, но не подозревать вообще об их существовании, уж это, простите...

В разговоре об издательских казусах читателю обязательно должен быть преподнесён какой-то сюрприз. Такой сюрприз имеется. Он относится к "лицам неустановленным". Откроем уже знакомый нам сборник "Знамя Мира", где опубликовано письмо Н.К.Рериха: "Нужно быть бессердечным человеком, чтобы так отвечать на голос сердца. Вообще, если читающие духовное учение, как Т. Док., делаются такими бессердечно сухими, то это лишь значит, что "не в коня корм". Можно предположить, какой вред сеется этими бессердечными людьми" (с. 311). Цитата во всех смыслах, что называется, "не в бровь, а в глаз". Так в чём или в ком здесь проблема? Откроем теперь раздел с примечаниями. Редактор и составитель примечаний г-жа О.Н.Звонарёва разъясняет: "Т. Док. — Лицо не установлено" (с. 362). Когда вместо "Тайной Доктрины" примеряют некое лицо, вроде "Т. Док.", или, не дай Бог, "Л. Вас.", то в нашем рериховском движении, видимо, что-то неладно.

К последнему сюжету добавим некоторые наблюдения об издательском стиле МЦР. Книга вице-президента Л.В.Шапошниковой "Мастер" (1998), которая упомянута в начальных словах рецензии, была издана роскошно на мелованной бумаге, с огромным количеством иллюстраций. Одновременно вышла другая книга — скромный на вид "Биобиблиографический указатель" трудов Н.К.Рериха (1999); хоть и в твёрдой обложке, но на простой бумаге. Правда, очень скоро этот том стал разваливаться в руках, из клееного переплёта посыпались листы. В таком печальном виде ценный справочник представляет собой резкий контраст с лощёным "кирпичом" иерарха. Это и есть жизненный символ современного движения, когда его основатель Рерих попирается "новыми пророками".

Завершая краткий обзор книг, издаваемых МЦР, напомним читателям, что наша миссия достаточно ограничена. Она состоит в напоминании издателям об их ошибках. Помноженные на число выпускаемых экземпляров книг, эти ошибки являются показателем всеобщего невежества. Недаром в учении "Живой этики" сказано: "Ошибки в книгах равны тяжкому преступлению" (Община. 1926. С. 64). Мы не берёмся за ту работу, за которую отвечают издатели. Будет справедливо, если они сами исправят свои многочисленные оплошности и ляпы в книгах. Наша же задача состоит в том, чтобы добавить несколько оздоровляющих слов, подобно тому, как добавляют немного пчелиного или осиного яда для оздоровления тела, скажем, при радикулите. Ибо в противном случае трудно достичь выпрямления, и "рерихидам" грозит навсегда остаться боковой ветвью в духовном развитии России.

В мире придумано множество формул для всеобщего улучшения. Наверняка можно найти что-нибудь подходящее для нынешних издателей. Например, чем не хороша формула: "Будем всегда стремиться к… исправлению ошибок!"

Февраль 2007